Поднять – подняли, разбудить не побеспокоились. Вырвали из теплой девичьей постели посреди ночи, всучили наскоро свернутый плащ и саквояж, засунули в повозку и долго-долго, слишком долго куда-то везли. Вернее сказать, трясли, по ужасной раздолбанной дороге, да такой, что современные авто, вероятно, через пару минут остались бы без колёс.

С удивлением Н обнаружила за окном каменные башенки средневекового замка. Как на открытке. Куда это их привезли? Никто толком ничего не объяснил, посадили в повозку на жесткое деревянное сидение с остальными девушками, которые, к слову, были в не меньшем замешательстве. Все выглядели очень просто: ни дорогих платьев, ни украшений, только у одной Н заметила корсет, да и тот явно не по размеру. Девушки замерли в настороженном ожидании, когда пелена интриги рассеется, и все узнают свой истинный пункт назначения. Сюрприз-сюрприз! Королевский замок, салют всем прибывшим и чашу вина с порога! Хотя с чего бы? Ещё издали завидев замок, Н обрадовалась. Вряд ли такие сказочные башенки, с любопытством глядящие на битком набитые гостями повозки, могут быть в плохом месте.

Девушек встретили разношёрстные слуги — абсолютно разные по росту, возврату и одежде, как игральные карты подобранные из разных колод в кармане завсегдатая какого-нибудь местного трактира. Здесь были и резвые валеты-мальчишки в кителях, — вот пиковый, черноволосый с острым носом, а вот бубновый, рыжий, как спелый мандарин на ветке, — подскочившие, чтобы открыть дверь и выпустить пленниц деревянного ящика на колёсах на волю; и чинные дамы крести в возрасте, от одного взгляда на которых хотелось встать по стойке «смирно», и не важно, что ты девушка; были здесь и молодые служанки в аккуратных передниках, которые, вероятно заведовали отделом контроля тёплого молока на ночь или проверкой наличия горошин под матрасом — эдакие шестерки червы, самые незаметные в колоде, но, тем не менее, начинающие и завершающие любую честную игру в «дурачка». Девушек впустили в огромный замок через тяжёлые деревянные двери и провели в просторный зал, где их ждал завтрак… или ещё ужин? Знать бы, который час. У большинства дверей стояли ярко-красные мундиры, вернее, стояли статные мужчины в странных париках, а мундиры сидели на них, как влитые. Казалось, в таких мундирах сразу рождаются: как вышел из матери, сразу понятно, чем будет заниматься в жизни. И не надо ничего выдумывать, всем было бы проще!

Ранний завтрак, — так Н решила в итоге, потому что за окном было ещё темно, как в склепе, — оказался недурной, но уж очень раздражали снующие туда-сюда слуги. То что-то подливали в большие стеклянные бокалы из разноцветного стекла, то подкладывали того и этого, то задавали странные вопросы про шелковые простыни. После еды всех собрали и отвели в большую комнату, в которой большинство девиц мира умерли бы на месте от восторга. Вот прям так, увидеть и умереть со слезами на глазах, сколько там было великолепных нарядов — для чаепитий из фарфоровых чашек с привкусом зазнайства, для званых обедов и ужинов с теми же самыми зазнайками, для оттоптанных ног на балу, для конной прогулки по сочной зелёной траве — комната казалась бесконечной, и количество платьев тоже уверенно стремилось туда же. Во всяком случае, на первый взгляд.

Каждой выдали по платью, нарядили, что кукол, затянули корсеты, застегнули тысячи пуговиц. Н досталось сиреневое платье из нежной скользкой как масло атласной ткани. Слава богу, тысяч пуговиц на нем не наблюдалось, всего три и длинный шнурок на спине. Всегда нужно заранее продумывать план отступления, а отступление из платья, на застёгивание которого уходит добрых полчаса, — сомнительная затея. Пока другие девушки, казалось, и думать забыли, что их привезли среди ночи черт знает куда, не дали попрощаться с родными и даже собаку погладить перед отъездом, пока они разглядывали дорогущие шелка, рядом с которыми в жизни даже не стояли, вертелись перед зеркалами, охали и ахали от внешнего вида друг друга, Н не разделяла всеобщего восторга и пристально наблюдала за происходящим в комнате и за странными разношерстными слугами.

Дальше все как в тумане. Причём не в таком, где ты на утро просыпаешься с приятным послевкусием веселья, легкости и всей жизни, а в густом сером смоге, в котором куда-то бесследно пропадают часы и дни, в котором без ста грамм чего-то горячительного не разберёшь, что, собственно, происходит и какова цель этого непонятного происходящего. Уроки хороших манер, где оказалось, что все девушки до единой - из простых рабочих семей. Можно было догадаться сразу по отсутствию корсетов. Бесконечные шелковые платья и переодевания как в игре в «дочки-матери», утомительно долгие танцы и балы с красными мундирами и запеченными кроликами, растянутые, как ожидание в долгой очереди, обеды и ужины с разными и явно высокопоставленными людьми. Но какова цель всего этого? Чем они заслужили все эти наряды и пиршества? С одного угла, казалось бы, получай да радуйся, как, к слову, делали все остальные девицы, полностью растворившись во всех этих реверансах, захлебнувшись и утонув в многослойных атласных юбках. Но неопознанная и с виду необоснованная тревога внутри нет-нет, да десертной ложечкой по капле выковыривала дыру где-то в районе живота.

Перед замком, в котором они обитали, как в институте не-очень-благородных девиц, было большое поле, напоминающее площадку для гольфа. На нем была ярко-зелёная, сочная и неприлично ровная как по линейке трава, словно по ночам странные слуги дружной толпой вымеряли и подстригали ее прямо ножницами. Ни миллиметром больше! Эй, смотри, у тебя трава выше, ну-ка не филонь! Поле было такое большое, что даже самые широко посаженные глаза не могли охватить его взглядом. Каждый раз, когда девушек выпускали на прогулку, Н видела напротив грозного вида женщину с огромной чёрной гончей на поводке. Как в тюрьме, чесслово.

Женщина была чудаковатого вида, с распущенными рыжими волосами, будто кто-то разжег костёр в лесу и ушел, забыл потушить. В то время как всем девушкам в замке каждый божий день по полтора часа делали причёски и укладывали их в самые немыслимые формы, огненная шевелюра женщины свободно развевалась на ветру, словно предупреждающий флаг, кричащий «осторожно, опасное течение». На ней постоянно был надет какой-то светлый халат или платье-мешок — издалека было непросто разглядеть. Но почему-то даже издалека было понятно, что лучше не попадаться ей в какой-то неподобающей для юной леди ситуации. Да и огромный чёрный пёс на поводке не внушал особого доверия.

После очередного званого ужина, на котором самым запоминающимся моментом были нежные блинчики с земляникой, и слишком долгого, чтобы быть правдой, чаепития, Н лежала в постели. Где-то часы пробили полночь, что было удивительно, ведь за все время своего пребывания она ни разу не увидела привычный циферблат ни в одной из комнат.

— Уже три часа ни в одном глазу, — посетовала она мысленно. Ее соседки сладко спали, укутавшись яркими сновидениями, чем вызывали легкую зависть у голодной и уставшей девушки.

Каменный пол отозвался холодом на горячих пятках, и если бы он вдруг решил поменять цвет от температуры, то случайно проснувшаяся соседка по комнате увидела бы цепочку маленьких оранжевых следов, убегающих за дверь спальни. Спать не хотелось, а вот есть — очень даже. Затянувшееся чаепитие было таким скучным, что когда остатки пищи в желудке тщательно переработались, мозг перебросил все силы на поиск пищи для размышлений. Но ничего вменяемого не обнаружив в поверхностных разговорах, тоже начал что-то переваривать. Вероятнее всего, сам себя. Поэтому маршрут был построен прямиком в сторону кухни. Или хотя бы кладовки, в которой хранился хлеб.

За деревянной дверью кухни горел свет, о чем шепотом сообщала тонка желтая полоска на полу. Прислонив ухо к дереву, Н не услышала ровным счётом ничего. Может, кто-то забыл задуть свечи перед уходом или кухарка куда-то вышла на пару минут? В любом случае, нужно действовать быстро: схватить что-то съестное, а если поймают — наплести про топографический кретинизм. Заблудилась, мол, бедняжка, в бесконечных коридорах темного и страшного замка. Или бродила во сне и забрела на огонёк.

Вдох, выдох, и за чуть-чуть приоткрытой дверью обнаружился не привычный фартук и чепчик, а неожиданно мужская льняная рубашка, повернутая спиной. Рубашка слегка шевелилась в районе шеи и явно что-то жевала. Может, если это кто-то из стражи, он поймёт и поделится? Или хотя бы не выдаст, из чести и глубокого понимания ночного голода. Дверь скрипнула, рубашка подскочила и обернулась. Ее обладателем оказался удивлённый темноволосый парень, за левой щекой которого прятался кусок хлеба с сыром, несколько секунд назад лежавший на столе и не догадывающийся о своей участи.

— Ыооооэ поохооолоаф? — наплевав на манеры, произнёс парень с набитым ртом. Но вопросительная интонация не расшифровала смысл вопроса, и кажется, это отразилось на лице Н.

— Тоже проголодалась? — повторил он более внятно и откусил ещё кусок импровизированного сэндвича. Затем молча протянул руку к ножу, отрезал мягкий как губка хлеб и толстый кусок сыра, сложил их вместе так аккуратно, как будто это была несущая конструкция всей трапезы, и протянул ночной гостье. — За мой счёт!

Парень рассмеялся, и Н с удовольствием взяла неожиданное лакомство, кивнув в знак признательности. О таком она и подумать не могла, надеялась лишь на кусок хлеба с водой.

— Я Уильям, — следом за сэндвичем, Уильям протянул Н руку, наскоро вытертую о штаны.

— Я Н, очень приятно и спасибо за сэндвич. Я надеялась утащить хотя бы хлеба, никак уснуть не могла и так захотелось что-то пожевать… — Н склонилась в легком, но явно шутливом реверансе перед новым знакомым: в одной руке подол ночной рубашки, в другой — надкусанный хлеб с сыром. Преподаватель танцев и вот этих всех па, увидев это, скорее всего, упал бы в обморок и потом ещё долго вспоминал бы этот эпизод как ночной кошмар любого танцора. Хорошо, что его здесь нет. Ехать есть Уильям, который отрезает очередной кусок сыра от большой головки и закидывает его в рот.

Какое-то время тишину нарушало только чавканье. Усевшись прямо на кухонный стол, Н с любопытством наблюдала за Уильямом и за тем, как двигается его непривычно остро очерченная челюсть, пережёвывая сэндвичи. Наевшись до сыта, он замурлыкал, как очеловеченный кот после целой банки сметаны, вытащил словно из ниоткуда два стакана с молоком и протянул один из них девушке.

Случайная встреча двух людей на кухне ночью — это всегда лотерея. Кто ты сегодня? На ночных рубашках нет погон, орденов или золотых пуговиц, только кисточки из торчащих ниток на длинных шнурках, поэтому совершенно не ясно, кто перед тобой: солдат или король, слуга или извозчик, а может, вообще гонец из далекой страны, который на рассвете белым дымом испарится восвояси за пылающим горизонтом. От этого встречи становятся еще более ценными: когда человек может на завтра исчезнуть и никогда больше не проявиться в твоей жизни, хочется запомнить хотя бы пару моментов, случайных фраз и пойманных улыбок.